http://tabtval.livejournal.com/163469.html

Оцифровка одной коллекции на бионосителях. ВЫП. 38

Уходящей семиструнной гитаре с нежностью посвящается

(о затее здесь)   Часть II. По не остывшим следам жанра

                            1996~98, В ТУЛЬСКИХ СТУДИЯХ

                                                LA06b,  Своё

5 В мире, где было всё Бег трусцой / Л.Альтшулер 02:33 mp3
6 Мне нужен дождь, я не расту Ожидание дождя / Л.Альтшулер 02:32 mp3
7 Что-то амфоры реже и реже (1 и 2) Робинзон 1 и 2 (Монолог Робинзона и ответ Робинзону) / Л.Альтшулер 05:55 mp3
8 Грустят мои друзья Поеду порыбачу / Л.Альтшулер 03:35 mp3


Бег трусцой

Л.Альтшулер

В мире, где было всё,
даже Иисус Христос,
ты-то вряд ли спасён
будешь, хоть верь до слёз.
         Любят напомнить люди ж,
         чем ты когда-то будешь,
         только глаза закрыл —
         чем ты когда-то был.

От полезных вестей —
актов, инфарктов, пуль, —
Юг не ломит костей —
едем ням-ням и буль-буль.
         Если memento mori,
         дуй моментально в море.
         Вылезешь тёпленек —
         ты не утопленник.

А сморил тебя Юг —
Север – он тоже друг.
Пой, греби вдоль борта,
где ещё красота?
         В дебрях седой России
         смолкни, любой мессия.
         Среди лесов ея
         сгинь, философия.

Жаль, окончен сезон,
в прорубь лезть не резон.
Что там смотрит родня?
Только б не злобу дня.
         Зверем гляжу на телик,
         руки опять вспотели.
         Вижу лицо с ленцой —
         с места беру трусцой.
Ой…

Дышит наперекор
грудь, и стучит мотор:
бум, бум, бум.
Мышцам нравится бег.
Одолевает смех.
         Радуюсь, как осёл,
         ниточке бытия.
         В мире, где было всё,
         должен был быть и я.



Ожидание дождя

Л.Альтшулер

Мне нужен дождь —
                    я не расту,
                               небо закрыто травой.
То, что упало на сад, было наверно для сада камней.
Жду тёплых струй до костей.
А от небесных затей
я просто выстроил дом
                    и прошу вас, без добрых вестей
                                                   не приходите ко мне.

В доме моём
            больше не сбудется воля Его:
Рай-где-то-там и две тысячи лет воровства на Земле.
Мой дом в душистых лесах
в злых не нуждается псах.
Сплю — горло открыто, калитка на старой петле.

В доме моём
             птицы в окно залетают, смелы.
Зверь моё горе слизнет, а своё он разгонит хвостом.
Что красит в доме углы?
И для кого в нем столы?
Здесь о деньгах, о королях не говорят
                                          и не пугают гостя постом.

 В доме моём
             можно прожить без ненужных одежд
Душу, крупней, чем с пятак, видно и так,
                                                         а наряд — суета.
Вдвоём по тёплой реке
         сплавляешься не без надежд.
А в одиночку в холодной сидишь
                     и считаешь, считаешь, считаешь до ста
…ой-ой-ой-ой…

В доме моём
          ты досчитаешь до ста
                                              и поймешь:
саду чужак — новый цветок,
                             камню — росток,
                                             а тебе  повезло.
Ты ждал: вот-вот хлынет дождь,
но всё, что ты помнишь о нём —
он в облаках, в запахе пыли,
                              он есть предвкушенье его.



РОБИНЗОН

Л.Альтшулер

1. Монолог Робинзона

Что-то амфоры реже и реже.
А гитар не приносит вообще.
Я один на пустом побережье
средь оброненных морем вещей.
        Для кого мой зазубренный заступ?
        И на что чудакам этот рай?
        Этот остров — фальстарт Твой
        и заступ, —
        слышишь, Отче, переиграй!
        Не засчитывай, переиграй.

Сочиняя по синему синим,
мой маршрут до конечного дня,
дай мне друга, чтоб в синей пустыне
я его понимал, он — меня,
        да подружку — красу неземную.
        Только море решило само:
        шлёт с форштевня русалку резную,
        а из трюма — обломок трюмо.
        Ну причём здесь, скажите, трюмо.

Мне ведь вправду себя стало жалко,
как русалку нашел в полный рост.
А зачем человеку русалка?
Всё равно у неё только хвост.
        А потом настроенье пропало,
        как увидел себя в зеркале.
        И зачем человеку зеркалы?
        Лучше б не было их на земле,
        а тем боле — на этой земле.

Ты смеёшься, не видишь оттуда,
как скудеет рука и щека.
Робинзоны — не робины гуды,
мне не выжить без материка.
        Унесёт меня к людям корабль —
        может там я срублю с топора
        для красы деревянную бабу,
        и она достоит до утра.
        Где ж вы клиперы, где катера...

Я любому миклухо-маклаю
дом дарю на крутом берегу.
Я и пятницам зла не желаю,
но и видеть уже не могу.
        И не дай вам Господь, чтоб впустую
        в их песок  ваша жизнь утекла.
        Кстати, ночью уперли статую.
        Унесут и осколок  стекла,
        и последний осколок стекла,
        никчемушный осколок стекла.


2. Ответ Робинзону

Это что же за слезы горилльи?
Разроптался. Роптит и роптит.
Думал — мне фимиам воскурили,
а он жалобой небо коптит.
        Был бы ты полководец усатый,
        а не рыл бы колодец лопатой,
        хоть какого соседа убил, —
        и народ бы тебя не забыл.

Что туземцы? Они — те же дети.
Ну нагадят тебе на алтарь.
Так в твоём же, не в ихнем Завете —
«Не кради, не убей, не ударь».
Материк  твой — мираж на бумаге, —
одинаков с макушки народ.
Всё того не поймут, бедолаги, —
как запущено, так и идёт.
        Этот ждёт с молока только пенку.
        Эти  молятся стенка на стенку.
        У тебя весь расчёт на меня.
        Мне же некуда очи поднять.

Сто столетий мой враг и соперник в строю.
Но он рад мне, и я ему рад.
Я по-прежнему дискант рассвета пою,
он выводит басовый закат.
        Ты проспал свой рассвет —
        В мире нет тех монет,
        что вернут ускользнувший рассвет.
        Ты не знал про закат —
        подымайся, пока
        твой закат только розов слегка.

Стало некуда ставить зарубку?
Значит ты свою грусть перерос.
Раскури шелкодымную трубку.
Отцеди забродивший кокос.
        По ранжиру креветок на блюде
        разложи и бери не спеша.
        Если новых попыток не будет,
        а ведь новых попыток не будет,
        раз уж больше попыток не будет,
        значит эта и так хороша.



Поеду порыбачу

Л.Альтшулер

Грустят мои друзья, свои увидев рожи,
по бывшей гладкой шоколадной коже
и гладят кошелёк во глубине кармана,
как гладят бок убитого каймана.
Они давно не нюхали тумана
и не герои ничьего романа,
и не с небес у них в кармане мани-манна.

Грустят мои друзья, с утра ощупав лица,
что молодость уже не повторится,
и давят колесом воспоминаний кобру,
чтоб стать лицом неслабу и недобру.
А я, с моей гитаронькой на пузе,
вздыхаю не о стареньком Союзе,
но всё же — о согревшей наши души музе.

Я пальцами в носках подвигаю свободно,
оденусь некрасиво и немодно.
Сегодня я поэт — скулит душа моя собачья.
Сегодня я поед-поеду порыбачу.
Найду я, как душа мне приказала,
перрон второстепенного вокзала.
Чай бечевой тут ничевой меня не привязало.

Не надо бичевать, быть киборгом и йогом,
чтоб переночевать под чьим-то стогом.
А утром мир в росе, беспомощны стрекозы,
и к чёрту всех, и душат счастья слезы.
Встречайте, насекомые и звери.
Сейчас я босиком и в вашей вере.
Я вас не трону, сонные тетери.

А вот и мой сосед пристроил над водою
шалаш, костёрчик для бесед — теперь нас двое.
Чтоб слово, звук и цвет легли не как попало,
встречайте свой рассвет лишь там, где не ступала.
Земля — не для семи мильярдов с плугом,
не для двуногих, а для всех и — лугом.
И враг с врагом — не то же, что друг с другом.

Вы скажете — старо, утопия, химера,
ты выдумал второго для примера,
ты — белка в колесе, а светлые виденья
глядишь, как все,  в минуту пробужденья.
Но если вам немного полегчало,
пока моя фантазия звучала,
ну что же, братцы, вкратце прокручу сначала.

Грустят мои друзья, укутав на ночь лица.
Года уходят — как не материться…
И гладят невпопад кто кобуру, кто кобру.
А можно ж жить и с добрыми и добру.



Альбом LA06b завершён
[1]